На материке, перед о-вом Кижи стоит замечательная в своей строгой красоте часовня св. Параскевы Пятницы и прп. Варлаама Хутынского. Срублена во второй половине XIXв. из сосны. Клетская часовня с шестигранной шатровой звонницей. Реставрирована в 1963г. по проекту А.В. Ополовникова.
(См. В.М.Перегудов. Путешествие по «Кижскому ожерелью»).
От берега надо найти тропинку, которая ведет вверх, на холм. Сначала она проходит бывшим полем, теперь заросшим травой по грудь человеку (сказываются шунгит и навоз, вносимый в эту землю веками), потом петляет среди старых елей в три обхвата, одну из них разбило молнией, но даже сухая она поражает своей мощью и несокрушимостью. Ещё один поворот и в нескольких шагах от себя вы увидите Подьельниковскую часовню – самую маленькую, самую непритязательную и самую позднюю по времени постройки из всех часовен «Кижского ожерелья», но и самую лиричную, самую необычную и ни на что не похожую, даже на свои фотографии.
Сделав несколько шагов к поляне, на которой стоит часовня, вы явственно переходите границу между реальностью и сказкой, не написанной, не нарисованной, а существующей на самом деле и без всякой мистики. Можно даже потрогать руками огромные ели, древние брёвна сруба часовни, сиреневые валуны невысокой ограды вокруг нее. Часовня так естественно стоит среди елей, что невольно сомневаешься в её рукотворности.
Из Подъельников быстро не уезжают, и это ощущение перехода в другой мир будет у вас сохраняться всё время, пока вы не вернётесь к берегу. Кто и когда построил часовню – неизвестно. Когда-то сюда был привезён и собран далеко не новый сруб, скорее всего амбара – по благородству пропорций молельни можно судить, какие амбары строили в Заонежье, – над ним поставили главку с крестом и стали использовать как часовню. Позже к молельне пристроили небольшую трапезную с колокольней и крыльцо. Часовня приобрела современный вид.
Обратите внимание на её главки. Обычно считается, что в православных храмах барабаны с главкой символизируют свечку с язычком пламени в виде луковицы. Здесь это сходство обнаружить трудно. Скорее – это крепенькие боровые грибы с чешуйчатым покрытием. Опушка из остроконечных дощечек под главками усиливает это сходство. Соседи заонежан – карелы, хотя и крещёные при Ярославе Всеволодовиче (отце Александра Невского), продолжали одушевлять деревья и считать еловые рощи священными.
Главки своих часовен они вообще стилизовали под еловые шишки. (В Москве тоже есть одна такая главка на «Колокольне Меньшикова»). Другой, откровенно языческий, почитаемый ещё древним ариям солярный (солнечный) знак, вырезан на ветреницах, спускающихся от конька, и на концах («кистях») причелин крыши.
Пережитки язычества, культа Природы и Солнца характерны для заонежан. Они жили среди суровой, но очень красивой природы, плохо разбирались в догматах христианской веры и вполне обходились своим так называемым «бытовым православием». И это при том, что буквально рядом – на восточном и северном берегах Онего и на Выгозере кипели страсти раскола.
Местные заонежские «батюшки» тоже не отличались склонностью к догматизму. В частности, в начале зимы, как только подмерзали болота, ручьи и озёра, к церкви на лыжах, или верхом пробирались мужики из дальних деревень и починков. Каждый из них нёс шапку своего новорождённого дитя, появившегося в период «распуты», когда лед еще только «вставал» и не было никаких путей и дорог. Священник «крестил» эту шапку.
Крестьянин прятал её за пазуху и пускался в обратный нелёгкий путь. Дома он надевал шапку на новорождённого и таинство крещения считалось свершившимся. Попадёт ли батюшкам за эти вольности на том свете – вопрос дискуссионный, но что таким образом они спасли здоровье и жизнь множеству младенцев – это несомненно. Причелины Подъельниковской часовни покрыты традиционной резьбой – сквозной и глухой с тремя ступенями. Присмотритесь к качеству их обработки.
Каждая причелина состоит не из трёх сбитых или склеенных досок (это значительно облегчило бы работу, но сборная причелина не простоит под открытым небом 150-250 лет), а из цельной доски, значит, без помощи рубанка. Проведите по причелине пальцем – она на уровне Ваших глаз, и Вы не обнаружите ни одного задира или зареза. Такой уровень мастерства обычен для Заонежья. Здесь старые плотники так испытывали учеников: давали молодому парню вытесать бревно, потом снимали с него штаны, сажали на бревно и возили туда-сюда.
Если путешествие проходило гладко и без последствий, то поручали ученику более сложную работу. Совсем «молодые», конечно же, сбегались посмотреть на этот экзамен и у них даже мысли о халтуре не возникало, они сразу готовились учиться на Мастеров.
Чтобы вытесать бревно без сучка и задоринки надо долго, с детства, «ставить руку». Для таких работ нужны были и соответствующие инструменты. Конструкции различных плотницких топоров для разных работ отрабатывались веками, а ковали их заонежане из особо качественной нержавеющей стали, которую они издревле умели выплавлять в своих домашних «домнах». В наше время, совершенно случайно, недалеко от берега был найден один из тех топоров, еще Петровских времен, с клеймом – значит ширпотреб, столетия ему ничуть не повредили, он был насажен на новое березовое топорище и до сих пор исправно служит своему «находчивому» хозяину. Недаром кижское железо славилось на Руси.
Из южных стен часовни торчат концы брёвен – «выпуски». На них лежит удобная широкая длинная лавка. (Если лавки сейчас нет, то сесть можно и на сам выпуск.) Сядьте. Справа точно под рукой окажется другой выпуск – подлокотник. Обопритесь спиной на нагретые за день брёвна южной стены, осмотритесь вокруг и почувствуете, как вам здесь удобно и спокойно, с какой любовью именно к вам более 150 лет назад местные мужики рубили эту часовню.
Здесь легко и хорошо думается, и не о мирском и суетном, а о вечном. Невысокая аккуратная ограда из валунов, образующая внутренний дворик часовни, зрительно подчёркивает обособленность этого места от повседневности. Здесь легче понимаешь систему верований русских и почему у людей так живуча тяга к различным религиям, храмам, священным рощам и т.п.
Дело не только и не столько «в слабости человека, который был бессилен перед силами природы, стремился умилостивить их показным или искренним смирением и старался заручиться божьей помощью при достижении своих конкретных целей». Причины гораздо глубже. Местные крестьяне не чувствовали себя бессильными – достаточно отойти на несколько шагов в сторону и Вы наткнётесь на целую систему «ровниц» (или «заборья») – гряды камней, веками собиравшихся с полянок, где можно накосить немного сена. И не размашистой косой-литовкой, а местной «горбушей», которой можно косить только согнувшись, но только так можно было работать на этой резко пересечённой каменистой местности и окашивать валуны. А пахотная «орамая» земля требовала ещё большего труда.
Из-за отсутствия естественных полей (степей, прерий) здесь вплоть до ХХв. было развито подсечное земледелие с выжиганием и последующей раскорчёвкой делянок в лесах – в низменных чернолесьях с плодородной черной землей. Выжигались именно участки чернолесья. Каменистая и тощая земля, на которой растут сосновые боры, для земледелия не годится. После трёх лет, когда земля истощалась, её временно оставляли и выжигали рядом другую делянку, которая уже успела «отдохнуть», но и снова зарасти лесом.
Это – Труд. По сравнению с ним земледелие на настоящих полях и чернозёмах в средней и южной Руси по признанию тогдашних агрономов «кажется забавой» (!?). Кроме того, в условиях севера не всё растет, а если растет, то не так, как на юге. И именно эту землю, эту природу заонежане смогли преобразовать, приспособить для себя, смогли здесь не только выжить, но и жить полнокровной жизнью, относительно зажиточно и свободно, сохраняя богатую сложную культуру древней Руси и, в свою очередь, развивая её, создавать новые шедевры типа Преображенской церкви и этой часовни в Подъельниках.
Заонежанам в этом смысле очень повезло. Они изначально имели высокую культуру, бережно передаваемую из поколения в поколение, были свободны во многих поколениях, относительно зажиточны и сыты – даже в неурожайные годы оставались рыба, грибы и ягоды, имели достаточно широкий приток информации извне из-за своих частых путешествий по России на заработки, и жили в очень красивом месте. Другой, очень важный фактор, – все северяне изначально уважали себя. Они не были рабами («холопами»), живущими за чужой волей и от кого-то чего-то ждущими. Они привыкли надеяться только на себя, на свою волю, руки, голову, только в себе, в своей семье и в своих соседях находить опору.
Заонежане были вынуждены сами строить свою жизнь, без всякой надежды на чудесную помощь со стороны (барина, царя или бога). В отличие от более густо заселённых областей России у заонежского крестьянина в случае краха не было даже возможности уйти нищенствовать – подавать некому, да и пока дойдёшь от деревни до деревни в 30-градусный мороз, пять раз замёрзнешь. Нельзя было уйти и в монастырь – свой родной Климетский монастырь, основанный в 1520г. на юге Клименецкого острова, – заонежане всем миром совсем «затюкали» – дело доходило до драк с монахами, с разбитием в кровь физиономий. Несмотря на прямое заступничество самого царя Ивана Грозного, а потом и царя Федора Алексеевича, монастырь захирел без оброков и богатых пожертвований, и влачил жалкое существование. Невелика была надежда, что «мир прокормит» – деревни были малодворными, и лишний рот сразу чувствовался.
В деревни на зиму принимали только мастеров-ремесленников. Они всю зиму валяли валенки, тачали сапоги или шили на всю деревню одежду, повседневную и праздничную, тем и кормились. По всем данным часовню, в её окончательном виде, построили сами жители деревни самодеятельным способом, без всякого надзора официальных властей. Поэтому и нет в ней никакого официоза. Подъельники были скромной малоземельной деревней. За ней начиналась настоящая хвойная тайга с каменистой почвой, совершенно непригодной даже для подсечного земледелия. Поэтому нет в часовне и намека на какую-то помпезность или хвастливое мещанство. Расположение Подъельников в шести километрах от Кижского Погоста исключало появление в них большого количества гостей или посторонних – некого было удивлять своим храмом.
В результате, в чистом виде, без всяких наслоений, появилась часовня, построенная «для себя», для своих внутренних нужд. Специалисты считают, что эта часовня, создававшаяся в период упадка культового деревянного зодчества Заонежья, сама по себе не блещет архитектурными достоинствами, а глубокое впечатление, которое она производит, объясняется лишь мастерством, с которым она вписана в окружающую её природу, её необычными для культового сооружения камерностью и уютностью. Но, как всегда, не всё так просто. Простота часовни не имеет ничего общего с примитивностью. Всё, что создавалось долго и с умом, в том числе и мастерство зодчих Заонежья, нельзя быстро и уничтожить. Подъельниковские мужики это подтвердили, использовав при постройке часовни и веками накопленный опыт, и отточенный вкус.
В своей книге «Логика красоты» профессор В.П.Орфинский рассказывает такой случай: он привёз в Подъельники американского архитектора Луиса Кана – родоначальника одного из течений в современной архитектуре – структуризма. Перед этим маститый зодчий с неподвижным, как маска, лицом осмотрел Кижский ансамбль, который хорошо знал по фотографиям и книгам, с таким же «лицом» поехал в Подъельники. И произошло чудо – пожилой человек как мальчишка захлопал от восторга в ладоши. «И было от чего – часовня преподнесла урок потрясающей образности архитектурного языка, состоящего, казалось бы, из совсем незамысловатых слов-метафор».
Посмотрим на отдельные архитектурные решения и мы – неспециалисты. Когда выходишь на поляну, то в глаза прежде всего бросается не сама часовня – она действительно смотрится очень естественно среди елей, а жёлтый окрас крыльца, необычный для леса, сразу создающий особое настроение солнечности и тонко сочетающийся с тёмными брёвнами сруба, с зелёными лапами елей и с многочисленными солнечными пятнами на стенах, крыше и на покрытой хвоей земле. Но часовня – это всё же серьёзное культовое сооружение, и чтобы языческое «солнечное крыльцо» не слишком с ним отождествлялось, местные строители, большие выдумщики по части крылец (ударение правильней ставить на первом слоге), сделали его совсем в другом ключе, чем саму часовню, и не пристроили его к срубу, а как бы прислонили к нему. Достигнуто это значительным наклоном крыши крыльца в сторону от сруба. Это не естественное проседание крыльца от старости – конёк крыши горизонтален, а «проседать» и вовсе некуда – часовня стоит на скале.
В Подъельниках перед зодчими не стояла задача создать величественное сооружение во славу Бога (с этими елями самой Кижской Преображенке было бы трудно тягаться). Здесь естественным стало стремление к камерности, к уютности. Часовня построена подчёркнуто небольшой. Чтобы зрительно ещё больше уменьшить её высоту, у крыши сделаны большие свесы, а «потоки» безгвоздевой крыши опущены до высоты человеческого роста – всё соразмерно самому человеку – прихожанину.
Очень низким сделан и шатёр звонницы. Такие низкие шатры, похожие на шлемы воинов, делают соседи заонежан – карелы. Русские шатры гораздо выше и стройней. Но здесь этого было не нужно, и Мастера отказались от канона. Углы наклона шатра и очень широких полиц по низу и верху звонницы стали соответствовать уже не профилю елей в целом (здесь ели в целом и нельзя увидеть – они огромны), а углам наклона отдельных еловых лап.
Сложнее было со звонницей. Её высоту нельзя уменьшить – человек на ней должен стоять во весь рост. Местные мужики, не учившиеся ни в каких академиях, кроме местных, нашли в своих запасниках точный приём – значительно подняли высоту перил балюстрады. Зрительно звонница тоже стала казаться игрушечной, не выпадающей из общего образа. Вся звонница значительно смещена к северу от продольной оси часовни, чтобы уравновесить пристроенное с юга крыльцо.
Конструкция колокольни тоже необычная – шестигранная, хотя в Заонежье незыблема формула: «восьмерик на четверике» – восьмигранная колокольня на четырёхгранном срубе. Уменьшением числа граней удалось избежать лишних вертикалей и зрительного членения образа. Сруб колокольни рублен не «в обло» – с выпуском концов брёвен за углы, а «в лапу» – без остатка, брёвна сруба не круглые, а тёсаные в брус. Это потребовало дополнительной работы, но зато колокольня стала менее заметной, не довлеющей. Здесь это было не нужно, так как нарушало бы выбранный стиль, поэтому было найдено другое решение.
В итоге строителям часовни удалось сделать почти невозможное – не только органически вписать рукотворное в нерукотворное, но и поменять местами понятия. Сделанная руками и интеллектом человека часовня кажется естественным творением самой природы, а ели буквально оживают и чисто по-человечески охватывают часовню руками-лапами, откровенно беря её под свою защиту. Особую роль играет и не характерная для Заонежья невысокая ограда вокруг часовни из собранных тут же валунов. В отличие от карел, обожествлявших природу, у русских «преобразователей природы», даже на краю земли осознающих себя частью великой нации, отношения с природой более сложные.
Заонежане во все времена гордились, что они «ни в лисях родились, не пням богу молились» (местное выражение). Ограда и внутренний дворик Подъельников позволяют создать некоторую дистанцию между Лесом и Храмом. Не надо забывать, что часовня в своём окончательном виде, строилась в XIXв., во время упадка заонежского культового зодчества, когда церковным властям и Синоду в союзе со светскими властями уже удалось задавить самодеятельность местных зодчих. Настоящее мастерство оставалось невостребованным.
Плотники начинают утрачивать и некоторые профессиональные секреты. В частности, столбы звонницы Подъельниковской часовни сделаны упрощёнными – одинарными, как это делалось 300 лет назад, а не двойными, как на всех других часовнях «Кижского ожерелья». Есть и ещё подобные шероховатости. Раньше, плотницкие артели и другие заонежане, жизнь которых была связана с дальними разъездами, приносили в Заонежье много новшеств, но применяли их очень осторожно, творчески перерабатывая, приспосабливали к своему заонежскому стилю, сохраняя и обогащая его.
В конце XIXв., с быстрым развитием капитализма и с появлением забогатевших мужиков, время уплотнилось, думать стало некогда, появились черты прямых заимствований и мещанского стремления у части заонежан иметь «не хуже, чем у людей, и лучше, чем у соседа». А среди соседей был Петербург! С его мрамором, дворцами и Эрмитажем. Но быстро освоить другую культуру, которая тоже складывалась веками, невозможно. Эстетическая и внутренняя культура заонежан была значительно более древней и другой, чем культура Москвы или Питера, но и заонежане промахивались.
Отчасти это коснулось часовни в Подъельниках. Ни в какие ворота не лезет одна черточка – внутренние тёсаные Мастерами стены часовни были оклеены весёленькими обоями. Нам, свидетелям мощного ренессанса естественного дерева, обои на таких, действительно роскошных стенах, кажутся недоразумением, но остатки обоев можно увидеть и сейчас.
В те времена даже мощные рубленые стены Покровской церкви в Кижах, сами по себе достойные стать экспонатом любого музея мира, были снизу изнутри покрыты штукатуркой и раскрашены «под мрамор». Ну, совсем как в городе! Богатым жертвователям, финансировавшим эти «боголепные поновления», светские власти давали медальки на шею, а церковники обещали жертвователям послабления на том свете.
Использованы материалы http://onego.karelia–life.net
По материалам http://www.ticrk.ru